в литературоведении, теоретическая концепция, утверждающая взгляд на художественную форму как категорию, определяющую специфику литературы и способную к саморазвитию. "Ф. м." в определённой мере подготовлен Неокантианством. Как особое направление сложился на рубеже 19-20 вв. первоначально как реакция на импрессионистическую критику и позитивистски окрашенные направления в литературоведении (См. Литературоведение) и искусствознании (например, Культурно-историческая школа в литературоведении), позднее - как теоретически обосновываемая методика, устремленная к изучению внутренних (структурных) закономерностей художественного произведения.

На Западе в 1910-е гг. "Ф. м." ярче всего проявил себя в теории изобразительного искусства (Г. Вёльфлин (См. Вельфлин)) и при сравнительном изучении различных искусств (О. Вальцель - Германия), что имело положительным результатом наблюдения в области описательной (формальной) типологии. В литературоведении "Ф. м." был представлен изучением "морфологии романа" (В. Дибелиус - Германия), "языковой стилистики" (Л. Шпитцер) и др. Методические принципы ряда разновидностей "Ф. м." на Западе сводились к "пристальному чтению" произведений при игнорировании всех "внелитературных" компонентов. Итоги его развития в 1920-е гг. - утверждение статистической описательной методики, отказ от генетических и эволюционных планов изучения литературы.

Существенно иное явление по генезису и методологии - "формальная школа" в России (середина 1910-х - середина 1920-х гг.), исходившая не из искусствоведческих концепций, а из ориентации на лингвистику (что характерно в первую очередь для ОПОЯЗа и Московского лингвистического кружка). Учение И. А. Бодуэна де Куртенэ (См. Бодуэн де Куртенэ) о языке как функцией, системе, переосмысленное применительно к литературным явлениям, способствовало переходу от ранней механистической доктрины, в силу которой произведение рассматривалось как "сумма" (В. Б. Шкловский) составляющих его "приёмов" ("формальная поэтика"), к взгляду на произведение как "систему" (Ю. Н. Тынянов) функциональных единиц (представление, характерное для "функциональной поэтики"). Одновременно эволюционирует взгляд на основные понятия теоретической и исторической поэтики: от оценки формы как единственной носительницы художественной специфики и игнорирования содержания как "внехудожественной" категории - к постановке и обоснованию в общем виде концепции "содержательной формы"; от представления о смене литературных явлений в результате разрушения автоматизма восприятия и борьбы "старшей" (канонизированной) линии с неканонизированной "младшей" линией к историко-литературному осмыслению смены жанров и стилей.

Плодотворным моментом в трудах представителей и сторонников "формальной школы" были конкретные исследования ряда ранее не изученных проблем в работах, посвященных стилистическим формам речи и языка (В. В. Виноградов), рифме, метрике и композиции стиха (В. М. Жирмунский), соотношению семантики и стиховой конструкции (Тынянов), синтаксиса и поэтической интонации (Б. М. Эйхенбаум), ритма и метра (Б. В. Томашевский), языкотворчеству футуристов (Г. О. Винокур), ритму и синтаксису (О. М. Брик), сюжетосложению (Шкловский), произносительно-слуховой интерпретации художественной речи (С. И. Бернштейн), системному описанию волшебной сказки (В. Я. Пропп), поэтической фонетике (Е. Д. Поливанов), принципам фонологического изучения стиха и стилистической семантике (Р. О. Якобсон) и др. На протяжении 20-х гг. были выдвинуты идеи, ставшие актуальными в развитии структурной поэтики, информации теории (См. Информации теория), семиотики (См. Семиотика), машинного перевода (См. Машинный перевод). Проблематика исследований названных учёных 2-й половины 20-х гг. несводима к положениям "Ф. м.". Так, для "функциональной поэтики" характерно признание недостаточности синхронического плана изучения поэтики и требование дополнения его планом диахроническим, что имело следствием решительный выход за рамки "литературного ряда" и рассмотрение литературных систем в широком контексте литературного быта, социальной среды и исторической эпохи, которые в свою очередь системны. В дальнейшем учёные, разделявшие принципы "формальной школы", приходят к более широкому и универсальному научному методу постижения формы и содержания в их единстве.

На Западе к сходным представлениям пришли представители Пражского лингвистического кружка (См. Пражский лингвистический кружок) (Я. Мукаржовский и др.), сохранив, однако, на определённое время элементы ранней доктрины "Ф. м." (Р. Якобсон). В 20-30-е гг. "Ф. м." пытается обновиться, сближаясь с "семантическим анализом" А. А. Ричардса, получив в Англии и США название "новой критики" (См. Новая критика). В 40-50-е гг. положения "Ф. м." нашли в Швейцарии поддержку в методике "интерпретации" произведений (В. Кайзер, Э. Штайгер). В настящее время идеи "Ф. м." и ОПОЯЗа вызывают на Западе значительный интерес, что отчасти объясняется попытками создания неоформалистической методологии в литературоведении. Претензии сторонников "Ф. м." на исчерпывающее раскрытие художественной сущности литературы необоснованы, т.к. сущность и ценность литературы непостижимы вне органического единства содержания и формы (См. Содержание и форма).

Лит.: Шор Р., "Формальный метод" на Западе, в кн.: Ars poetica, 1, М., 1927; Волошинов В. Н. [Бахтин М. М.], Марксизм и философия языка, 2 изд., М., 1930; Структурализм: "за" и "против", М., 1975; Бахтин М. М., Вопросы литературы и эстетики, М., 1975. См. также лит. при статьях ОПОЯЗ, "Новая критика", Структурализм.

Д. Д. Ивлев.